Обо мне: уроки первого сына.

Мой первый сын пришел ко мне сразу же – по первому общему с мужем зову сына Роя – в наш же с ним первый раз. В этой точности – очень звонкое чудо, и в этой – единоразовости – много красоты.
Я часто встречаюсь с таким опытом, когда женщина рожает первого ребенка в совсем-совсем молодости, она рассказывает, что оооо и ыыыы и эээх, как незрело это было и насколько бы иначе она все сейчас сделала. Я до конца не знаю почему, хотя сто процентов могла бы проследить закономерности, но в я свои 19 была удивительно зрело готова к материнству – а значит, отдавать и быть про другого. И я совершенно ни о чем не жалею, более того, в каком-то смысле, мое первое материнство Роем – самое лучшее, что случалось со мной в материнстве. Ему со мной очень повезло: весь свой голод по теплу, по включенности, по заботе и любви, по безоценочному принятию, поддержке, слушанию и контейнированию – я сублимировала в опыте с ним. И слава богу, это была не глухая душащая любовь, а именно что слышащая – потому что именно этого мне самой не хватило.
О беременности своей я узнала весело: от мужа. Между душем и сборами в универ – была где-то заветная описанная полосочка, да не знала я еще, что там надо ждать дольше, чем полминуты, бросила ее расстроенная, и умчала дальше собираться. А хитрый индеец муж, вернувшийся с перекура, подошел ко мне, обнял и говорит: Поздравляю тебя! Ты станешь мамой! – Издеваешься? Там одна полоска… – вот, думаю, человек в отрицании-то!)) – Неее, – говорит, – посмотри внимательнее) И так я увидела две – после него.
Беременность моя расположилась между двумя сессиями, мерзко захватив их – первой на острый период токсикоза, а второй – на когда уже уточкой ходишь. Внутри – была зима. А очень хотелось лета, ягод и плодов, и главного своего плода – Сына.
Потому решение о том, где рожать, тоже превратилось в легенду.
Замученная городом, асфальтом, машинами, и высотками, я страстно тяготела к земле, деревьям и фруктам, и потому – при первой же возможности уломала своего тяжелого на подъём свекра отвезти меня на дачу к маме. И вот, стою я значится на крылечке, мне хорошо, мордочка довольная, а он, проходящий мимо, спрашивает так с хитрецой: «Ну что, довольна твоя душенька?» – Оооочень, – отвечаю. – Ну что же, наслаждайся. Больше я тебя сюда не привезу. – ???? – Ну а вдруг ты тут рожать вздумаешь, никто ж к тебе не успеет, все, небезопасно уже.
Дальше было стремительное вскарабкивание на второй этаж, вытье в плечо мужу, предварительно яростное выговаривание, что я вышла замуж за него, а не за его папу, и только нам решать, когда и сколько мне тут быть, и что он издевается, и что это глупость полная – про не успеть, и вообще – может, я хочу – чтобы никто не успел.
Дальше была немая сцена. Потому что я увидела глаза мужа, в которых был огонь интереса, азарта и так-так-так? Что-что ты сейчас сказала? И мое внезапное обнаружение себя – в этой мысли.
Дальше мы ее сначала робко раскрутили.
Я помню, что говорила ему тогда что-то вроде: Ну понимаешь, это же – Наш Сын, ребенок, о котором я мечтала всю жизнь, чудо, которое со мной случится, и я хочу – чтобы все, кто был рядом, разделял это событие как переживание Чуда и рождества. Не хочу – и это цитата – (откуда что берется в молодом мозгу?) – чтобы малыш был как на фабрике бройлерным цыпленком.
Я ничего не знала тогда о стимуляции родов, ятрогенных медицинских вмешательствах, о физиологии родов, – это все было потом, с каждом новой деталью все более утверждающих нас в решении. Но тогда – это был чистый импульс без подведенной под него логики, научности и знаний. Честно говоря, я даже не знала о домашних родах. Просто не задумывалась. Первым это словосочетание также произнес муж. Он сказал тогда на эту тираду: «Хм.. Ну ведь есть же люди, которые рожают дома?»
Всё! Дальше внутри меня как лампочка зажглась, и выработалось куча энергии на раздобывание информации, разработку плана, мы тогда «пошли курить», нагуливать круги по дачному товариществу вдоль леса и носить наш хитроумный план, которым впоследствии нехило огорошили родственников, всю беременность наблюдавшую меня еженедельно едящую в жк, сделавшую по меньшей мере 15 узи, лежавшей на сохранении и съевший килограмм таблеток.
Дальше до родов – а это была 34 неделя, был увлеченный период хождения на курсы, открывания целого мира – естественной медицины, физиологии естественных родов, слингов и совместного сна – как насыщения тактильным контактом и безопасностью, адекватного грудного вскармливания до 3-4 лет, естественного же прикорма – без пюрешек, баночек и прочей лабуды, высаживания (жизни без подгузников), а также всевозможной информации о правильном питании, очищении организма и прочей эко-био-органике – в общем, оно как из рога изобилия лилось на меня из сообществ в жж, из книг, которые я жадно лопала до родов. Самым сильным потрясением для меня была Ледлофф – которая рассказывала как растят детей в племени индейцев екуана. Ну конечно, это же индейцы.
Про роды свои расскажу сперва технически, просто, чтобы снять вопросы и напряжение в связи с ними, и чтобы это не мешало воспринимать ту главную информацию, за ради которой затеялся текст.

Специально укажу некоторые медицинские данные, чтобы расширить представления о норме у некоторых переживающих из-за своих родов женщин.
Рожала я двадцать часов. Накануне шейку матки смотрела акушерка, и сказала, что до родов мне как до звезды – в смысле не сглаживается она еще пока, то есть дней 5-7 ходить мне еще точно. Это было часов в 10 вечера, а в 8 утра я проснулась от схваток, спать с которыми уже не могла.
Я первые десять часов активных, регулярных схваток не могла не то чтобы «приберитесь, погуляйте с мужем, настройтесь на роды», я и жить-то не могла, а из ума выживала от боли. Никогда мне не было так больно, (может, разве что в четвертых еще родах) как тогда – в первые 2(!!) сантиметра раскрытия.
Это не то, что надо было стимулировать – ай-ай-ай- за 10 часов никакой динамики! Это не то, что дискординация родовой деятельности, просто вот шейка моя впервые в жизни проделывала свое первое в жизни движение в сторону раскрытия. И я слышала про это потом очень часто – как то, что приводило к кесареву – ну как же – 10 часов, и нет динамики((, к эпидуралке, к окситоцину и прочим ужасам… Мне так жаль..
Я тоже через пару часов повелась на это, и в родах была еще одна легенда: как я ползаю на коленях перед мужем (ну ладно, совпадение, просто схватка застукала, и я была на четвереньках на полу) – и говорю – в роддом, все, я сдаюсь, в роддом. Почему он такой умничка, услышал, что это слабость, а не ценностное решение и сказал что-то, что поддержало продолжать? … Спасибо, Сережка.
Да, и еще. Мне было очень больно, потому что все это время дома находились свекры и семья брата мужа, как только они уехали схватки сгладились и потекли помасленнее. Я к тому, что боль действительно напрямую зависит от возможности чувствовать себя в безопасности. И это не про реальную угрозу – конечно, я там ничего не боялась, это именно про безопасность – как синоним уюта, возможности быть собой, в своем теле.
А потом пришла акушерка, и роды пошли по красивым, четким этапам, и на рассвете – в ванной и при свечах, перед этим, положив руку на руку мужу и взглядом сказав ему: Понимаешь? Сейчас! Он! Родится! (Он говорил потом, что это был самый счастливый момент в его жизни) , я торжественно родила своего сына, огненного короля – Роя.
Запах роз, крови и новорожденности, розовое рассветное солнце и ладненький сын – который -весь-как-нужно, весь – как я и знала его, и видела всегда – это про рождение Роя.

И вот теперь то, о чем этот текст на самом деле – он «обо мне» и «моих университетах». И что принес мне мой первый сын – родами и собой?

Сначала про роды.

Первые роды – это был мой самый первый опыт путешествия души – инициации и измененного состояния сознания – иными словами, Встречи с чем-то большим, самым Большим, по ту сторону, с жизнью и смертью. Самым духовным переживанием.
У меня до сих пор мало слов, чтоб описать эту встречу, весь этот процесс измененного состояния сознания, заплывшего окситоцином – гормоном любви.
Это удивительное сочетание было во мне – голого зверя, обнаженного инстинкта и духовности, чего-то высшего сутевого в человека – его части Бога.
Что именно оно подарило мне?
Наверное,

опыт Встречи.

Я и раньше встречала себя, и Бога. И Бога в себе, и себя в Боге. Но здесь – это было пронзительнее, глубже, и очень по-родному. Подарило Узнавание. Узнавание себя в этом, что это очень мое. Мое – быть на границе, мое – про измененные состояния сознания. И мое – инициации, мосты, переходы тоже мое.
Первые полгода я каждое укладывание ребенка, время качания его на руках – а Рой буквально не слезал с рук первые полгода, постоянно думала о родах, будто застряла в них. Если можно «травмироваться» счастьем, исцелением – то это случилось со мной. «Травма» – в значении – шоковое переживание для мозга, изменившее меня навсегда, разделившая на до и после. «Я думала» – в значении – пыталась осознать, объять разумом, облечь в слова – ЧТО же со мной приключилось.
И это ответ на еще один вопрос, первая его половина: как я стала доулой? вот так. Вот так я поняла, что хочу быть в родах. Кем – не знала. Мозг подсказывал акушерку, но в душе не сщёлкивалось и не откликалось. А кем еще – именно что знания не было.

Доверие боли

Первые роды научили меня проживать боль. И это один из самых мощных подарков на всю жизнь от них мне.
Так я узнала, что самое эффективная и ведущая к жизни стратегия – это идти на боль. Не ломиться, делая себе еще больнее, но и не закрываться от нее, а идти в нее, потому что через нее – новая жизнь. Только так.
Это базовый принцип – в исцелении всех душевных ран, всех зажимов и блоков – расслабиться, впуская в себя ощущение, чувствуя, что есть – и дальше эта волна – сама вынесет на берег. Нет ни одного «как простить», «как сделать так, чтоб отпустило и не болело», «как перестать бояться/грустить/ненавидеть/злиться…» – кроме как обижаться, болеть, бояться, грустить, ненавидеть и злиться. И тогда происходит чудо – чудо жизни, чудо процесса, инициации – нового – как – это невозможно объяснить. Само чувство – в проживании – меняется, а вместе с ним – меняешь и ты, взрослея. Живея.
Встречаться честно с болью – не зажимаясь, дыша, подыскивая лишь оптимальное положение и атмосферу, в которой будет легче и ресурснее, – навык, который стал основным, когда умер мой муж. Я не знала тогда ни одного умного знания о проживании шоковой травмы, о стадиях потери, я только бесконечно верила психике как части своего организма, организма, который точно умел рожать. И поскольку боль душевная приходит также волнами, накатывая, держа на пике, спадая и давая передышку до нового витка – я дышала, плакала и искала опоры. Это и есть главная работа горя. Главное чудо перерождения. Главный навык в битве со смертью. За живое в себе.
Боль – как хорошее и доброе. Вопреки культуре стерильности и антиболи. Боль как ориентир. Боль как проводник.

Доверие своему ритму

Волны схваток – ритм и интенсивность которых никому ничего не должны. Если в акушерском учебнике написано, что больно на пике, а в самом начале не, – это не значит, что будет именно так, и что если не так, то с вами что-то не так. О том, что в процессе проживания – нет времени и правил – я выучилась в родах. О том, что у каждого свой ритм на каждый жизненный этап, и в нем нет норм и обязанностей.
Вот это «сколько можно?» «ну сколько еще?» «ну когда же?» – навсегда ушли из моего обращения с собой. И родилось – сколько нужно – столько можно.

Чувствование своего тела

Это было открытие портала – у меня есть тело. И у него есть чувства. И оно – знает. Что оно знает – было самым восхитительным переживанием. Что ответы все обо мне – в нем.
Это еще больше раскрыли во мне вторые роды, и я лучше там подробно это напишу.
В родах Рошки – у меня – появилось – тело – как орган чувствования себя.

И про самого Роя.

Умение любить и эмпатия

Я никогда не подумала бы раньше, что любить – надо уметь. Вроде как это чувство в груди, наполняющее тебя всю, и рождающую разные светлые импульсы. Но когда родился сын, и я стала быть про него, за него, для него – в какой-то момент, буквально через неделю, я писала себе в дневнике: «Кажется, я только теперь познаю, что такое любовь. Кажется, я и не любила до этого».

Ройка оказался высокочувствительным ребенком, плюс первые полгода у него было повышенное вчд, и он невероятно, постоянно, очень много плакал. Находиться он мог _реально_ только на руках. Шесть месяцев на руках. Ему очень повезло – в каком-то смысле, что я не знала, что не все дети требует такой включенности, и поэтому мой сын из северной страны, с скандинавскими голубыми глазами и светлой кожей, серебряно-русыми волосами – таким он был тогда – отжимал все тепло, что у меня было.
Я не могла не дать. Кормление по требованию, сон вместе, ношение на себе и постоянное высаживание с первых дней – и это превратило меня в полный филиал обслуживания потребностей другого человека.
Из миллионов его хныков – я знала, о чем каждый. Чтобы все это суметь, нужно было едва ли – не чувствовать за него. Его тело, его мимику, его звуки, и мое сердце натренировало мышцу эмпатии до ультразвука. Я знала, что он проснется за полминуты, как он начинал просыпаться.
Ни сходить в душ одной, ни сходить в туалет, ни поесть еду из своей тарелки со свободными руками, ни ощутить свое тело – своим, а внимание – только себе – об этом не было речи.
Кажется, так можно было бы сойти с ума. И это требует немалой зрелости – забота о другом.

Мне кажется, все это было прожито по сценарию любви, потому что меня очень любил муж, и мне было из чего отдавать.
И потому что меня совсем не любила мама. И мне бесконечно хотелось вырастить ребенка – дав то, что не дали мне – прогрев.

В общем, я даже стопорнулась на этом пункте на пару дней: как описать любовь – да еще и умение?
Просто когда ты ребенок, ты тоже «любишь», но любовь твоя про то в основном, чтобы тот, другой, дал тебе. На тебя обратил внимание, тебя заметил, о тебе позаботился, с тобой был рядом. Там есть способность – от благодарности, что тоже переживается как любовь, подарить цветочек, нарисовать картинку и выучить стишок в честь, и даже вытереть слезы тому-другому, если он плачет. Чтобы он вновь мог заботиться обо мне.
А когда ты родитель, любовь становится взрослой – о другом. И нужно иметь недюжие силы внутри – замечать другого, обращать на него свое искреннее внимание (и восторг в том, что ты это – ХОЧЕШЬ – делать), вот это эгоцентричное существо во мне, которое любить умело только «мам», вдруг захотело – утирать слезы другому, быть про другого, решая, что ценность твоего времени жизни – может быть отдана – ему.
Это совершенное чудо жизни, – думать не только о своем обеспечении, что природно, но и про другого.

И это требует зрелости. А если ее нет – то вызревания. И вот эта ломка – непринадлежности себе, выдоха и укачивания – на плач – по ночам, на плач после плача, когда руки отсохли и ты только решила его отложить, на нежелание полежать, когда тебе очень нужно в туалет. Это требует обнаружить в себе – все то, что в тебя недоложили – внимания, заботы, увиденности, тепла. И работать душой уже за двоих: себе и ему. Иначе никак.

Признание высокой чувствительности

В какой-то момент я читала Сирсов и там описывался ребенок – «с повышенными потребностями», и я с изумлением по каждому пункту признала в нем Ройку. Затем пришла теория привязанности Гордона Ньюфелда, а внутри нее – отдельное явление – высокочувствительный ребенок, в коем я вновь узнала сына, а чуть позже – себя. Я не сразу свела 1 плюс 1, почему я так сильно и глубоко понимаю его, почему отстаиваю все его мелочные закидоны в последовательностях, нюансах, цветах, вкусах, тактильных ощущениях. Пока Лизка мне не сказала как само собой разумеющееся – что я тоже такой человек. А потом была Млодик – про одаренного ребенка – просто признаки проявления в детстве. И это было одно из глубочаших потрясений: я читала, примеряла на ребенка, пока в конец не пронзило, что это про меня.
И вот это уважение и сама идея, что у разных людей разная степень чувствительности – многое мне дало – и в понимании других детей, и других взрослых и, наконец, самой себя. Будто – назвав явление, у меня в руках появилась карта по сбережению себя.

Быть на стороне ребенка

Наверное, именно с его высокой чувствительностью обострилась потребность – проживать этот навык. Потому что «хочу только так, только теперь, и только в таком порядке» – приходилось объяснять даже выходящему из берегов мужу. Что уж говорить в принципе про такие слова в родительстве как «капризничает», «вредничает», «манипулирует», «издевается» – про то, что так не бывает, не существует в принципе. Или вот эти «жадина», «трус», «подлость», «тиран» – что когда навешиваешь эти ярлыки на своего ребенка, вместе с проявлениями, отвергаешь и его. Ведь я не такой, у – моего- ребенка такого быть не может, выход из слияния, недопущение такой окраски себя и отвержение, отвержение. ..
И вместо этого – иное. Парадигма, в которой, как бы он себя ни вел, он хороший. Просто у него что-то случилось: трудность, которую он сам не осознает, и моя задача помочь ему в этом: сконтейнировать, назвать, научить обращаться с трудным местом, с болью.
Вот это – не со зла – что если только ты не социопат, с отшибленной человечностью в самом строении мозга – то люди в принципе не злые, и уж подавно – дети.
Подключать голову – в решении психологического ребуса, включать на полную катушку свою душу, эмпатию – вспоминать себя в детстве, себя в подобных ощущениях, ставить себя на его место (как раз-таки – на сторону), и из этой точки думать, а чего хотелось бы? И ну вот никогда – наказания, отвержения и стыжения… Любовь и поддержка, принятие, даже если речь идет о границах – это ответы сердца.
Это учит человека быть на стороне себя.

Любовь к себе

И, конечно же, главная мысль. Если я верю в изначальную любовь души моего ребенка, ее цельность, хорошесть , хорошесть как сути человека, то как не перенести эту парадигму на себя? Мы же не рождаемся в фашизме – вот этот хороший – достоин жизни и любви, понимания и поддержки, а этот – нет. Мы все – изначально – цельные, про любовь. И если случается что-то, что толкает нас на зло, на плохое, с этим нужно помочь себе разобраться: встать на свою сторону, изойти из мысли о «не со зла», посмотреть, что там за узел из боли и ее форм – мешает жизни из нас литься ровно?
Именно из опыта моей любви к сыну, к тому, как понимаю я его в его бяках, загонах, заносах, слабостях, из заботы о нем, из терпимости к его особенностям и уважению к ним – родился пример для меня же – как любить саму себя. Потому что я не меньший человек, чем и он.

Любовь к другим
–
а уже из этого – человечность в принципе. Вот эта мысль: а вдруг другой устал? А удобно ли ему на стуле у меня дома? А не хочет ли он спать? вот это материнство – родившееся во мне однажды с рождением сына, проросло корнями – к себе, и к другим людям как следствие.
Из этого принятия другого – из парадигмы – его точной хорошести, ведь иначе и не бывает, – и родилась во мне доула и психотерапевт.

Обращение с агрессией.

Очень много тут в этом тексте про принятие. Но это было бы неполноценно, не зайди тут речь о границах.
Мой сын – встретил меня с первым моим теневым чувством – злостью, раздражительностью, гневом. Начиная с беременности, я стала буквально огненной, и в то же время внутри был такой стержень, и чувство права – неведомых мне до. Это и есть мой сын.
Очень точно знающий «свое». И что это свое – нарушать нельзя. И очень грозно реагирующий на нарушения.
Я очень боялась этих проявлений. Прежде всего в себе. А потому и в нем.
Когда умер Сережа, Роина агрессия дошла до невероятных масштабов. Внешне, вероятно, он выглядел как абсолютный монстр и тиран. У меня так и стоят в глазах какие-то мужчины, оказывающиеся в моем доме в хором говорящие, что если я ращу настоящего мужчину, я должна это все пресечь на корню, чтобы по струнке ходил. Что я должна буквально, в цитатах, сломать его. Что его злость надо пресечь, заткнуть любыми путями, выбивать (хо-хо! битье – битьем выбивать?), подавить, загнать, скрутить в бараний рог – что угодно, но чтоб не было. В отчаянии я плакала, и думала – мир сошел с ума или я в горе потеряла адекватность? Мой сын – болен? Его надо лечить?
И что-то внутри маяком продолжало светить из ценностей: нет, здесь точно какая-то причина: как минимум, он же папу потерял полгода назад – почему-то это все списывали со счетов, типа «давно». Господи! Кааак я сейчас зла на этих советчиков, как бы далеко и зло я их послала, сломанных, ненастоящих, загнанных в угол мужчин, с их похищенной еще в детстве природой.
Я не знала, как, но знала, что у воспалившейся агрессии Роя есть причина.
И таки да – злость – одна из фундаментальных стадий проживания потери, как я узнала позже. Еще бы он не злился! Здоровый, умный душой мой сын!
Так я узнала, что злость – это чувство несогласия, протеста, против. Чувство защиты себя – от. И что именно в нем – выращиваются ценности и границы.
Сколько за злостью боли и тщетности, если ничего изменить нельзя. Сколько там было Ройкиных слез…

Но есть и другая сторона – Рой не только обнаружил глубинный смысл агрессии для личного использования. Не только сделало чувство и внутри меня самой – легальным и даже опорным (привет курсу «В тайной комнате – встреча с собой) , но и
научил ставить границы – ему же, выдерживая его злость, отвержение и тд.
Вот этот страх, родом из детства, что если ты скажешь нет, то сразу станешь плохой, и любить-то тебя больше не будут
И второй страх, что если скажешь нет, – другой сразу почувствует себя плохим и будто бы без моей любви, нелюбимым –
совсем не позволяли мне ставить границы Роиным притязанием на то, что «свое» – это не весь его мир 🙂
Самым главным открытием, после опыта слияния – давшего мне умение любить, осознанно пользоваться своей эмпатией, подключкой к другому, сочувствие, умение становиться на сторону другого человека, смотреть изнутри него, из его изначальной хорошести, – стал

Опыт разделения.

Понять, что он – не я. Что он не из северной страны, где с его гиперчувствительностью надо не просто носиться, а пестовать, иначе он сломается, закроется, заледенеет сердцем, что это я – из северной страны, а у нас с ним – разные мамы. И его – теплая, любящая, принимающая, и он точно это знает, и наша привязанность настолько прочна, что он способен выносить отказы, неудобства ради удобства других членов семьи, разлуку, мое недовольство и гнев, – оставаясь внутри прогретым и солнечным – вот это стало для меня новым.
Испытывать эмпатию, любить, – но различать – себя и другого. Видеть эту разницу, оставаясь во внимании – к истинному другому, а не себе в нем.

________________________________________________________

Вы помните, эти тексты – глобальный ответ на вопрос «об образовании», на «где вы учились и что почитать», на сверку – хотите ли вы у меня чему-то учиться, ложащиеся в основу моего сайта –  – в раздел «ОБО МНЕ».

И я присваиваю им хештеги, которые по смыслу соответствуют моим курсам и проектам.
И тогда этот – #вебретритКблизостисобой #Теневое_материнство#Втайнойкомнате_встречассобой и наконец – #закрывание_родов – мое авторское, хоть я и не сумела застолбить за собой тренд (сижу тут теперь как старушка и брюзжу, чо делать)