ЧАСТЬ 9: «Или я, или ты» – история травмы материнства в моем роду

Если бы вне времени и пространства состоялась встреча двух душ – мамы моей и меня, ее дочери,
разговор бы наш был таким:

– Доченька, дочурка. Я так сильно ждала тебя. Я так благодарна тебе, что ты родилась у меня.
– Я знаю…

О да. Только услышав эти слова, понимаешь, насколько это правда, вопреки перевернутой с ног на голову свершившейся уже однажды реальности. Именно я принесла какую-то странную отраду ее душе, баловательски-девочковую, питающее именно это в ней, озорство и жизнелюбие. Когда один усиливает это в другом, взаимно перекликаясь и отражаясь бесконечно друг в друге.

Но вслед за этой внезапной и одновременно спокойной, ясный как божий день констатацией, поднимается с земли обида:

– Но ты не справилась, мам.
– Прости меня, что я не справилась. Я… я не знала, как.
– Прощаю.

Слезы заливают меня от макушки до пяток. Слезы такие большие, или я такая малышка, но океан боли, соленая вода поглощает меня.

Мама, я, конечно, простила тебя. Но сказать это тебе, находясь на планете людей, совершенно немыслимо. Это лишь укрепит тебя в правомерности твоего материнства, причинившего мне столько страданий. Будто простить – это разрешить, позволить, впустить в себя случившееся как норму. Полить нарциссический цветок твоей травмы.

Но здесь, в вечности, я прощаю, потому что не так уж и важно, в какой форме произошло твое материнство: в справилась или в не справилась, со знаком плюс или со знаком минус. Это как trip -бывает, что bad trip, а бывает окситоциновый приход. Но сути действия трансцендентного путешествия это не меняет, это ж как фишка ляжет. Как трикстеру-Богу вперешку с твоим ресурсом на душу ляжет. У нас легло теневой стороной.

Прощаю, потому что выросла. И могу видеть себя и тебя вне нас. И еще потому что _знаю_ : и как обрадовалась мне ты в глубине души, именно такой, какая я есть. И то, как ты растерялась и совсем не знала, как с такой мной обходиться.

Я слишком похожа на твою изначальность, прыгающую на одной ножке неугомонную девчушку, во мне слишком много жизни. Той жизни, что исковеркана в тебе, изранена, отвергнута. И потому ее совершенно невозможно принять во мне.

Я знаю это, мама. У меня тоже родился похожий ребенок. Такие дети – солнечные зайчики, скачущие бликами по нашим травмам детства, – настоящий кладезь подарков именно для этого родителя. Такой индивидуальный хюггебокс от Бога, только в отличие от принципа какашки в обертке из-под фантика, у Бога устроено трикстерски: и то, что нам кажется непереносимым снаружи – сокровище внутри для души. Если подарок брать.
У тебя не получилось, так бывает.

– Спасибо тебе, что дала нам шанс попытаться.
– Да. И тебе спасибо – спасибо за жизнь, мама.

В январе месяце, когда планету людей должна была укутывать снежная метель вперемешку с уютными новогодними фильмами и посиделками в гостях, моя душа обнажила самое дно дыры детской травмы – дикой недостаточности питающей мамы, корня любых зависимостей.

Мне казалось, что я могу умереть физически от силы душевной боли, непереносимости ее. У меня болело все тело, воспаление отчаянно металось по нему, ища приют и отбарабанив бесперебойной дробью все хронические заболевания моего детства. В постоянно плывущем состоянии сознания я перебиралась от точки до точки, фактически шатаясь. Вот тогда-то в ближайшем к дому магазине, рядом с продуктовым я услышала пение канарейки. И пошла на ее пение как завороженная.

У меня не было денег. Совсем. Даже когда люди с планеты людей прислали какое-то количество, оно разлетелось на продукты, лечение и долги. Поэтому я ходила из раза в раз и, покупая еду себе и ребятам, заходила проведать мою птичку с озорнущими прыжками, хипповской челкой и невероятно редким на мой взгляд окрасом. Не продали ли? Нет. Жди, моя птичка. Только бы дождалась.

Некоторое время назад мой мужчина подарил мне подвеску: маленькую серебряную птичку с позолоченной клеткой рядышком. Она всегда привлекала внимание, притягивала взгляд. И кажется, каждый человек обмирал, разглядывая ее: сначала ты видишь птичку, вылетающую из клетки. И этот символ ужасно тебе нравится.

Но когда ты носишь ее изо дня в день, из месяц в месяц, то невольно вспоминаешь однажды сказанные в задумчивости его слова: птичка вылетает из клетки, или… или навсегда привязана к ней?

Когда-то уже я заметила, что птица эта больше своей клетки и влезать в нее физически не может, но оторваться от нее тоже. Так я и жила. Годы своей жизни, всю свою молодую молодость.
Птичка в клетке стала символом моих (со)зависимых любовных отношений.
В январе подвеска ушла.

Канарейка – любимая птица моей мамы. Я и сама не заметила, как, придя за ней наконец в магазин в первые недели весны, разговаривала с продавщицами там как дочка своей мамы: А ей правда надо менять воду каждый день? А то моя мама говорила, что каждый. Да ладно, они общительные? Странно, у моей мамы канарейка всегда висела высоко и как-то далеко от нас. Я возьму вот эту клетку, она почти как у мамы. (Золотая 😉)

Принеся домой моего Чика, я без малейшего сомнения поставила клетку с ним на свой письменный стол. Место моего творчества, один из храмов для близости с Богом.

И только после – я увидела, как птичка вне клетки, висевшая болью на моей груди, стала настоящей птичкой в клетке, каждый раз окатывая меня счастьем в сердце моего дома.

Последняя часть впереди.
На фото маленькая мама.