Дефолт амбиций, Глобальная Сдача и невроз мечт

Я обещала рассказать вам подробнее, что произошло со мной в Летней перезагрузке.
Знаете, я в последнее время много встречаю сокрушения на тему терапии, мол, терапевтируюсь, терапевтируюсь, да все никак невытерапевтируюсь) Или – да когда же уже настанет выдох и можно жить-то уже будет?
Мне есть что рассказать вам теперь.
Я семь лет в личной терапии. Каждую неделю по полтора часа. За это время я до фига чему научилась, но суть не в этом сейчас. Последние года два, с рождения Демы, это было практически все время поддерживающей терапией и супервизией.
Но вот этим летом я дошла до какой-то совершенно ручки усталости и отчаяния. Напряжение было такой степени, и такое однажды знакомое уже, что дальше либо взрыв – из самопроизвольной разрядки, на какую у Жизни хватит фантазии, либо… в общем, я решила сама инициировать этот выдох – поездками как ретритами.
В Карелии удалось остановить мысли. Поскольку поход выдался сильно экстремальным для меня лично, то думать удавалось только о насущном – еде, тепле, сне, лагере, гребле. И поскольку там совершенно девственная природа и никакой цивилизации, а значит, и мобильного с интернетом, то эффект.. не знаю, откуда именно эффект, но у меня там не осталось социальных явленностей, через несколько дней я с удивлением вспомнила, что тааам, в городе, я Марьяна Олейник, веду какие-то курсы и пишу какие-то тесты, это ощущалось как… как “в другой жизни”. Там была только я, я мама и я дочь своего отца. Была я там спустя 15 лет, последний раз – в 16, и от этого ощущение свершившейся за эти годы моей судьбы были очень мощными.
На самом деле, я не знаю, что именно повлияло. Может, просто время пришло. Но мне кажется, именно в изнеможении до этого, абсолютного за-пределом себя, своих сил, именно это состояние в сочетании с природой образовало следующее, о чем я хочу рассказать.

Когда остановился поток мыслей, планирования, творчества, рефлексии, тревог, анализа, идей, трактовок, вдохновения, я осознала – насколько же беспрерывно я думала все годы своей жизни. Кажется, скоростное мышление, сканирование и анализ – стало способом выжить, неврозом высокочувствительного ребенка – меня. Я всегда этим гордилась. Тем, что ни минуты не думаю “просто так”. Тем, что полезна и эффективна в любой момент своей жизни. Что всегда могу ответить на вопрос, о чем ты думаешь. И еще в этом было много высокомерия. Я осуждала тупку. Вдупление. Втыкание. Ничегонеделание. Тупые сериалы и тупые детективы. Танчики на телефоне, змейки и скандворды в метро. Мне стыдно теперь. Теперь – нет. А два месяца назад через это пристыжение изнутри произошло выздоравливание. И я стала позволять себе “ничего”, “тупку”, честно говоря, кроме нее на море (после Карелии) ничего и не было. Только сериал. По телеку прям. Мне кажется, это была потрясающая чистка, расконтейнирование, выгрузка того, что внутри – вовне, в это “ничего” и “пустоту” снаружи.

Когда “это” произошло со мной, я увидела, что грубо говоря мою сознательную взрослую жизнь можно разделить на два этапа. Один – это мыслеощущение себя в прошлом. Из этого прошлого обязательно нужно было выбраться, чтобы начать жить. Прошлое необходимо было осознать, ассимилировать, разобрать по полочкам, понять, усвоить. Прошлое постоянно поглощало меня своей болью. Тонной боли. Только сейчас мне видна степень пиздеца в моем детстве. И ужаса, обвалившегося на меня в 23. И тем, что я была одна в этом. С двумя малышами.
А второй этап, когда я думала, что все, справилась, прошлое меня больше не беспокоит, не тянет и даже не фонит. Но встретиться с настоящим я тоже не смогла. Оно было настолько не по силам мне, хотя я искренне думала, что признаю его и ценю, что я ушла в самоощущение себя из картинки будущего. Все, что происходило со мной в сегодня, я могла принять только из идеи временности, потому что тааам, впереди, я крутая и сильная, там впереди, я невъебически известная (каюсь, комплекс Наполеона – это про меня), и любима каким-то охуенно талантливым Принцем. (Перешла на мат, видимо, защищаюсь). То есть я шла по улице, и ощущала не совсем себя. А себя, будто я уже та, случившаяся-намечтанная, и мне просто надо подогнать реальность под этот образ. Кажется, это и был схематично весь мой процесс терапии. Сначала о прошлом, а потом о блоках, мешающих наступить будущему. И ничего о признании настоящего. Хотя тогда мне казалось, что я его, конечно, признаю.
И вот в внезапно наступившем “Обвале амбиций”, как я это называю теперь, (еще есть слово “Глобальная Сдача”) – мне увиделся реальный масштаб. Уровня фейсбучика. Не так уж хорошо и пишущей. Можно куда лучше. Написавшей всего одну книжку. Нет, это не про обесценивание себя. Но это про способность принять себя без переоценивания. Будто это стало больше не нужно. Не нужно стало противопоставлять свое нарциссическое моему дико токсичному внутреннему фашисту. Появилась устойчивость.

Абсолютное “я больше не могу”, с дефолтом амбиций замедлило гонки со смертью. Как когда бежишь дистанцию, а потом настолько вкус железа во рту, сердце из груди, дыхание комом в горле, и ноги как гири, что совершенно все равно, где финиш, где старт. Совершенно все равно стало в этом вымотавшем всю душу самоопределении, так чем же заниматься мне по жизни? И я заключила договор с жизнью на этот год – отдаюсь ее течению, вот что предложит она снаружи или изнутри меня самой импульсом – то и делаю.
Так я пошла учиться шоковой травме, не планируя работать мне дальше психологом или нет. И согласилась на сопровождения родов, и на десяток закрываний родов, хотя я типа больше не доула, и на все рождающиеся внутри меня тексты и курсы, хотя я типа хотела уходить в творчество. И на все человеческие контакты – на чай и кофе, на новую дружбу, и … новую семью. Но после.

Пристыжение пришло внезапным ночным, оголенным и пронзительным, что моя тень – суицид мужа, дети без папы, любовница – совершенно не эпатажная штука. А жуткая, жалкая, страшная, за которую я во многом ответственна. И это, конечно, обо мне. И моих травмах. Моей боли. Удалось видеть и боль, и стыд. Не уходить в “свою правду” как защиту, не проваливаться в социально постулируемый, шаблонный стыд относительно этих явлений. Видеть все, разом.

Но самое главное произошло в моем отношении к любимому мужчине. Я признала, что я люблю. Все 15 лет люблю. И нет у меня больше сил бороться с этим, считая свою любовь болезнью, а его врагом.
Два года с 16 до 18 мучений в трудных отношениях двух незрелых, глубоко раненных людей, оба – в защитах, вынужденный брак как эвакуация – с регрессом и добиранием тепла, которого в детстве не видывала, и снова – к нему, уже женатому. И снова – восемь лет двувекторного направления, друг к другу, в сближение, и моей борьбы с этим.
Потому что вся моя терапия про него была из парадигмы “перверзный нарцисс” и “созависимые отношения”, от первого понятия – бежать, от второго – лечиться.
Я все время видела обман, будто мной играют, пользуют, издеваются, будто продумывают манипулятивные многоходовки, разводки на чувства, чтоб повампирить, и ни за что нельзя на это поддаваться. Выпутаться и бежать.
А этим летом в этом масштабном видении своей жизни, я поняла, что просто так и жила в матрице, воспроизводя ее по кругу. Это моя мама и мой папа. Это они оба – нарциссы. Оба – манипуляторы и игроки. А я запечатлела два главных послания: Близкий – это враг. От близкого надо бежать.
Если любишь – то это извращение и опасно, и орудие, которым тебя же и убьют.

И когда произошла главная расклейка (а не сказать, что я не расклеивала его до этого от мамы и папы, да все как-то не о том), я увидела, какой же тиран в отношениях я, и сколько моего дерьма человеку пришлось вынести. Пожалуй, никому столько не доставалось. А дерьмишко, оно ж сближает. ))
И как-то в объеме увиделся человек. Не принц, не чудовище, а любимый мужчина. На которого не нужно цеплять образы, чтобы любить. И которого можно выносить с его ведришком дерьма. Тоже – заземление и вчеловечевание. В любви. (еще одно слово, описывающее произошедшее со мной).
И любовь полилась. Я впервые просто поверила ей. Да что тут – 15 лет, всю мою взрослую жизнь, я люблю этого человека, вопреки всей боли, что мы друг другу причинили.

Обвал амбиций произошел и тут. Я увидела в себе злые глаза своей матери, голодные, требующее, считающее, оценивающие – не умеющие любить. Когда мужчина только должен. И обязательно должен быть каким-то. Как много в этом гордыни, и как мало любви и родства. Как будто опыт условной любви в моем детстве – хорошая – только почему-то и за что-то, преломился и на такое же восприятие другого человека.
Невозможно встретить “нормального” мужчину, “хорошего” мужчину. Можно встретить только любимого. А остальное в нем будет – и нормальное и больное, и хорошее и неприглядное. А жизнь оооочень долгая, хоть и короткая, и периоды в ней разные: и князя, и грязи. Не просчитать себе “принца”.

Это все произошло со мной как будто в обход меня. Я только с изумлением в течение месяца обнаруживала, как что-то, новое видение и понимание, новое чувствование жизни, распаковывается из меня.
Я могла идти по траве, и буквально физически ощущать, как в голове что-то сщелкнулось, будто достроилась еще одна нейронная цепь, дорожка которой прокладывалась уже несколько лет, и теперь – все иначе.
Добрее, проще и “землее”.
Я вспомнила, как бывает с детьми. Когда он ложится спать, да даже на дневной сон, а просыпается внезапно другим, и пачками выдает новые слова и навыками, а глаза другие.
С удивлением я поняла, что и в тридцать один я все еще расту. Мой мозг все еще взрослеет меня помимо меня.

Очень странное было чувство. После семи-то лет терапии. Даже какой-то обманутости.
А может, это сработал ее накопительный эффект?
Потому что второй раз в жизни я ощущаю именно психическое плато, свою совершенную инаковость, чем раньше. И оба раза это произошло из полного отчаяния и тщетности.

Я раньше думала, что вот эти тридцатилетние тети и дяди, внезапно переставшие стремиться покорить весь мир, и вдруг удовлетворившиеся бытом – своей уже и так работой, и так женой, и так местом проживания, так это они просто сдались, постарели типа, предали себя.
А оказывается именно в этой сдаче – происходит что-то мудрое. Любовь к тому, что у тебя реально есть, уже есть. И ценность своей жизни без амбиций. И способность себя любить без достижений и регалий. И даже если я не увижу весь мир, не скажу что-то на весь мир, не окажусь талантливой – я от этого не теряю ни смысла, ни любви.

Кажется, гордыни не стало? Невроза мечт? Юношеского максимализма и романтизма?

При этом я верю всем импульсам внутри меня, как и написала выше. И какие-то мечты возвращаются потихоньку. Но они переживаются совершенно иначе. Не как способ любить себя. Или свою жизнь. А как способ быть счастливей.

В общем, последние новости таковы:
я больше не одна. Теперь есть мы.