Лисичкин хвост

С утра я проверяю уведомления, накопившиеся в интернете за ночь, и обнаруживаю пост в одной из закрытых групп поддержки к моему онлайн-курсу, где, вольно пересказывая, задан вопрос, как быть с ревностью старшего к младшему, который лучше него играет в шахматы, ведь это явно его уязвляет, он обижается и злится.

И я, плотно находясь в шкурке разумной okean_v_butylke, то есть в контакте со своей взрослой частью, перед лицом Бога и планеты людей, отвечаю – что, видимо, старшему придется погоревать в этом месте. Что ему стоит объяснить, что это не значит, что он не талантлив, но это нормально, что его брат в чем-то лучше него. Также как и он – в чем-то другом – совершенно точно может быть лучше младшего.

Для меня внутри это звучало революционно и я нарушала запреты и заповеди своего внутреннего идеального родителя – ни в коем случае не сравнивать детей в пользу лучше или хуже. Было чувство, которое бывает, когда вы совершаете ну какой-то очень сильный выход за рамки дозволенного, и от этого так борзо, адреналинисто и очень круто в душе.

Действительно, подумала я, это же дико страшно сказать – что один человек может быть лучше или хуже другого, талантливее, интереснее, красивее, – особенно когда речь идет про детей. Толерантно хочется говорить про то, что все хорошие, все интересные и все красивые. И это правда. Но все – разные. В разном – интересные, в разном – талантливые, по-разному – красивы.

Что этот старший ребенок может не так хорошо играть в шахматы, но офигенно играть в футбол, так как младшему и не приснится никогда. И что важно признавать это.

Я знаю, как из слияния со старшим (или с младшим), у которого рушится самооценка, хочется смалодушничать и попросить младшего… ох не играть с ним что ли. Поддаваться? Говорить, ты тоже можешь, не сдавайся! (И это тоже часть действий после тщетности и признания факта на данный момент, кто лучше – стремиться, если задевает и хочется – тоже добиться высот в этом же. И это круто – это и есть чистая сила – конкуренции, ее ресурс, а не ядовитое разъедание души).

Хочется сделать что угодно и сказать, что угодно – лишь бы спасти самооценку своего ребенка.

Но что происходит тогда с другим ребенком?

Несколькими часами позже я сижу в кресле в кабинете своего терапевта и мы говорим о моем страхе проявляться – “выйти на сцену под свет софит”, разрешить себе в полную силу – сиять. О моем страхе успеха. И что за ним стоит страх зависти. Вот это – меня не будут любить. Кто? ну конечно, мама – про это мы уже год как ходим кругами. Мама и все, на кого я ее проецирую. Говорим о моем страхе зависти, и как хочется от этого скукожиться и спрятаться, и как я зависть просто нюхом из поля учуиваю. И как некоторые люди читают меня, и въезжают, что вот мол, у нее и четверо детей и одна, и вон сколько успеха-денег-успевает (подставь свое), а у меня всего один, я с мужем, и вообще как никчемность. И тогда у меня все сжимается внутри от ужаса и боли за – и я хочу исчезнуть, не быть.

Все это мы уже обнаруживали. И историю из детства про “приходи ко мне на день рождения, только надень платьице похуже, чтобы все внимание не на тебя было”, и свой стыд и страх – если смотрят на меня, ведь другому больно.

Обнаруживали, находили опору – что я могу быть как триггером так и вдохновителем, и что я не в ответе за не свои чувства, что это выбор другого… Но блин, нет, не вставляет, не меняется внутри ничегошечки.

Но вот остается минут 15 до конца сессии и мой мозг – неведомо из каких глубин выбрасывает на поверхность сознания историю.

В первом классе мы ставили спектакль, “Колобка”. А я тогда очень куражная была, деловая колбаса и звезда класса. И вот на “кастинге” на роль лисички меня прям в такой азарт вынесло! Я и приплясывала вокруг колобка, и дико кошачье-лисичьим кокетливо-заискивающим голосом говориииила, и носом крутила, и зубами в воздухе клацкала и языком облизывалась. В общем, Лисица из меня знатная вышла, до сих пор помню эту песню души. И конечно, Александр Николаевич выбрал на роль лисички меня. Но была там одна девочка, Юлечка. (“Мне на Юль всю жизнь везло”, ага) И вот эта Юлечка тоже очень хотела быть лисичкой, и по этому поводу и плакала, и обижалась, хотя, стараясь говорить объективно, хм… ну другая у нее лисичка получалась, поспокойнее. Но конечно ребенка обидеть нельзя, поэтому во всем спектакле у нас был один волк, один медведь, один заяц, один колобок, но зато две лисички – вторая на запасных. И вот ко дню спектакля мама моя раздобыла мне даже настоящий лисий хвост! Офигенный! Пушистый!

Представляете, как крутяцки и залихватски я могла им вилять и играть? Воот.

Только хвостик мой увидела Юлечка. И заплакала пуще прежнего. До сих пор помню, как она вжимается в маму и плачет, косясь на меня, и как сжимаюсь я под нелюбящим взором на меня ее матери. Я – как будто бы агрессор. Что посмела быть клевой, талантливой, яркой, непосредственной.

Я не помню, чьими уговорами – снаружи моей мамы – типа стыжения и благородства уступить, или внутри – уже интегрированной мамы – но я, кажется, и не вышла на сцену, и не сыграла лисичку, отдав роль Юле. Лишь бы она не плакала.

И вот сейчас я смотрю на это глазами родителя и меня всю трясет от злости. Там на терапии, родились какие-то чудесные слова изнутри меня. Что-то про то, что это не я была агрессером в той ситуации, а Юля жертвой, а Юля с ее мамой – агрессорами, а я – жертвой.

Что это не мне нужно было исчезать и придерживать свои чувства, а ей – совладать со своими.

Что если сильные в чем-то будут прятать свою силу в угоду поддержки более слабых в этом чем-то, то это путь в принципе регресса и снижения планки, потакание бездарности. И ровно наоборот, проявление силы – сталкивает другого с желанием – тоже – либо улучшаться в этом же, подтягиваться, ориентироваться на; либо искать что-то свое, другое, сильное.

Взрослой мне – это очевидно. Но ребенку – совсем нет. Мне забыли рассказать, что иногда невозможно не причинить собой боль. Зато учили изо всех сил ее не причинять – как высшей нравственности.

Засада тут ещё и в том, что мой мозг в годовом поиске, “кто же меня обидел”, не мог вспомнить эту ситуацию, потому что внутри она записана и классифицирована совсем иначе – как та, где обидчик я. Поэтому когда мы ищем в терапевтических поисках – головой – можно так ничего и не найти. Но когда изо всех честных сил шлем запрос психике – показать, и встречаем приходящее без фильтров – вот где инсайты. Ведь как часто непересматриваемое с детства живет с вынесенным оттуда опытом и выводами, которые отравляют нас по сей день, хотя увидев это взрослыми глазами – и именно что пересмотрев – узелок развязывается, высвобождая очень много энергии.

***
И вот сегодня я взрослая. И у меня впервые, кажется, за всю жизнь появился “кумир”. Ну то есть кто-то такой, кем я восхищаюсь не как заоблачной величиной – типа Стива Джобса (да и спорный он для меня с точки зрения восхищения товарищ), а такой – от которого мурашки, слезы, восторг, и дииииикая зависть – хочется быть там же где он, на том же уровне. И в сравнении – мне вдруг видно, какая я маленькая, бесталантливая, ничего не добилась на самом деле… ну-ка… стоп! что это за голосок такой внутри?

И тогда заботливым голосом я рассказываю себе… нет, не какой я “тоже-охуенчик”, а свои реальные достижения и свои сильные стороны, не закрывая глаза на то, в чем я не так крута, как мне бы хотелось.

И тогда я смотрю – а чего мне хотелось бы? Если речь идёт о зависти успешности и признанию, тогда это о том, чтобы я сама себя признавала и о самоценности. Но если речь идёт о зависти таланту, сфере деятельности, тогда это про то, что же я хочу. Первое из боли, второе из любви.

Это точка обнаружения моего вектора, моей мечты. Ведь если я в судорогу скручиваюсь, как хочу похожего, значит, я точно могу. В этом я глубоко уверена.

Оставаться в реальности, не съезжая в самоуничижение или обесценивание другого, не попадая в самовосхваление без ориентира на то, что есть кто-то лучше, – трудная задача.

Но благодарность и ресурс здесь именно в обнаружении вектора своего развития.