Не про мандарины

Внимательный читатель уже понял, о чем речь.
С утра просыпаешься под нытье, переходящее в ор, одного из младших детей, чтобы его успокоить, ты должна быть рядом, гладить по волосам. Но в это же время просыпается и плачет самый младший, он ищет свою сисю, свою безопасность, ему не объяснишь словами “подожди”, нет в мозге его такой опции ещё. Нет её сейчас и у старшего младшего, он явно в регрессе, взывать к его актуальной выросшей части четырехлетки равно бесполезно. Спасает младший старший, просыпается, нежничает с малышом, есть время утешить четырехлетку.
Утро не успело начаться, ты уже на грани. Там что-то накопленное из растраченного ресурса на них же последние недели и особенно дни. И вот чувствуешь, что кажется самая младших из всех младших сейчас остро и отчаянно ты. Думаешь об экстренной эвакуации с целью восполнить ресурс. Для себя, но чтобы для них.
Ложишься укладывать на первый сон малыша, за спиной слышно, как они бегают к холодильнику, упал пирог на пол, что-то пролито, снова бегут к холодильнику. Что же там? А, вспоминаешь, мандарины же в пятницу дедушка принес: только будучи сныканными на нижней полке они дожили до сегодня.
Внутренняя моя малышка думает, ну все, мало того, что дом убит, я ещё и мандарины ни одной штуки не съем. Изнутри поспевает взрослый, зрелый: горячим бархатным голосом он говорит, что это же дети, ты сейчас не в ресурсе, пусть хоть мандаринами порадуются. Ок.
В тот же миг в спину утыкается что-то ледяное и круглое, оборачиваешься: это твой самый старший, он тоже уже дозрел, и взяв последние два мандарина из холодильника, он прикатил один к спине.
Хорошая опора. Ценная. Я все-таки ращу людей. Это как обратная связь вкладу моего ресурса, моим вылетевшим пробкам – есть ради чего.
“Спасибо, сынок. Пусть тут полежит, я попозже съем”.
Но через минут 7-10 прибегает старший младший, тот самый четырёхлетка: он готов расплакаться (и к тому же разбудить едва уснувшего младшего) – ему не досталось мандаринов.
Внутренняя малышка взрослеет, именно она готова отдать свой единственный мандарин. Это не зрелое взрослое, это волевое ребенкино изнутри. Наверное, слегка напитанное фактом мандарина 7-10 минут назад. И малышка готова отдать.
Но внутренний её родитель, из зрелости, говорит: “На сынок, у меня как раз есть один мандарин. Но я тоже его хочу. Поделишься со мной?” – да.
И так мы съедаем его пополам. И мандарин становится питанием моего старшего, младшего старшего, старшего младшего, и самого младшего – меня, и старшего – во мне.
Как можно накормить одним хлебом весь народ? Есть какая-то архаика в этом мандарине, внутри одной моей семьи этим утром.