Яблоко из Нарнии

В середине лета ко мне пришла беременная за поддержкой перед родами. Это была необычная беременность и роды впереди тоже. Потому что внутри рос мальчишка с очень редким нарушением развития, которое хоть и поддается операции, но вероятность успеха равна 50 процентам.

Вообще у деток с таким диагнозом вот этот вопрос на весах жизни и смерти стоит все время: в момент родов и сразу после рождения, первые три дня после и в момент операции, сразу после операции и в период адаптации после нее. Там до выдоха очень долго.

Обычно роды итак ставят женщину лицом к теме возможной смерти, и тревога, и холодок, поднимающийся из глубин своего существования, он именно из ощущения тонкости этой границы. Но тут граница была совершенно очевидна, прочерчена четко и однозначно, и невозможно было в нее не смотреть.

Но мы не смотрели, сначала. Сначала надо было набраться ресурса.

Поэтому, как водится, при существовании слона в комнате, мы изучаем сначала все вазочки на палочках, и пылинки на ковре, но не слона.

И первым запросом была тема адаптации к тому, что роды сто процентов будут медикаментозными, а женщина мечтала, и в ее ценностях так оно внутри прошито, о домашних, естественных родах. А тут, мало того, что в роддоме, мало того, что с собой нельзя взять доулу и ты не выбираешь родильное учреждение, так как специализация по этому виду осложнения оставляет тебя без вариантов – только этот и все, и то, спасибо большое, что в Москве это слово слышали, это уже прогресс. Не нужно ехать в другую страну рожать.

Но очевидно было, что при таком раскладе, ты в родах не будешь выбирать ничего, и полностью не то чтобы – доверять врачу, но просто будешь вынуждена быть объектом, над которым совершаются манипуляции.

Был дикий страх перед врачами, перед вот этим “насилием в родах”, еще фонил опыт прошлых родов.

Поэтому мы делали практику с веревочками и креслами прям в кабинете, огораживая пространство клиентки как безопасное и неприкосновенное. Просто, чтобы это ощутилось телом.

Помог случай, уж не помню, почему, но я случайно коснулась этого кресла или должна была коснуться что-то поправить, и спросила: “Можно дотронуться?” и получила очень резкое “НЕТ!”, и я тогда также твердо и спокойно заверила, что ни в коем случае не прикоснусь к ее пространству, оно принадлежит ей.

Это было первое и главное в этой теме. Чувство домика внутри и своей безопасности.

Дальше про это было много. О том, что роды – это все равно священное действие появления человека на свет, твоего сына, это все равно мистерия и переход, независимо от антуража снаружи, но ты-то это знаешь.

О том, что есть что-то, что неприкосновенно никем и никогда внутри тебя, даже если будет что-то, чего ты не хочешь в родах. Хотя на самом деле, в условиях, в которых нужно было, чтобы малыш выжил, и знания, что это общий интерес всех присутствующих, рождалось больше доверия.

Мы даже прошли через динамику от полного восприятия врачей как врагов до идеи, что мы в одной команде с ними.

Сложность, опять же, была в том, что команда на роды была бы рандомная, и не было никакой возможности заранее простроить контакт. Но мы придумывали фишки, как этот контакт простроить с начала родов, чтобы женщине было безопаснее. “Нам вместе прийдется потрудиться”, “Мы пройдем этот путь вместе”, – это что-то про сближение и не то что дружбу, но знаете, такой эффект, когда чужие люди на каком-то мероприятии впервые объединяются для квеста.

В работе с этой женщиной у меня был опыт и парной терапии, мы встречались и втроем, вместе с ее мужем, разбираясь с его страхами и находя опору в нем им, простраивая коммуникацию между мужем и женой, особенно в контексте их общей очень высокой тревоги в семье сейчас, напряжения неизвестности. И простраивая их контакт и возможные договоренности на берегу – перед сплавом по реке в родах.

Для меня это стало отдельным местом в сердце. Наверное, потому что я с большим трепетом и уважением отношусь к мужчинам, способным прийти на терапевтическую сессию и открыться. И потому что это очень горячо – забота одного о другом, и другого о первом. Такой танец любви.

Мы продумывали опоры и стратегии для первой малышки, с тем, чтобы она переживала этот период как можно менее трудно. И признавали сразу то, что будет трудно. Но что детство долгое, и трудный период не навсегда, и дальше можно будет восстанавливать.

Мы встречались до самых родов. Хотя у нас была договоренность о возможности позвонить мне в любое время дня и ночи за поддержкой в родах, за напоминаниями об опорах, за помощью на развилке, если таковая будет там.

И еще у нас было Благословение пути. Необычное и священное.

На последнюю встречу до родов я ехала с острым предчувствием, что это “последний день До”, как я его называю. Это самый особенный день беременности, потому что он последний, тончайший и густой, закручивающий уже события в воронку, где каждое является ингредиентом твоего состояния в момент самой инициации. И мне было ответственно оказаться одним из этих компонентов.

Мне настойчиво хотелось что-то подарить ей. Я вообще, когда хочу передать свою поддержку и любовь, очень тяготею к языку вещей, это прям из моего марьяшистого центра. И как нарочно содержимое сумки было очень минималистично, что-то вроде телефон-проездной-зарядка-павербанк, блокнот и книжка, которую читаю. Ни единой лишней фиговины.

Я прям с этого встречу и начала. Но пока рассказывала это, меня осенило, что у меня с собой есть яблоко.

А поскольку присутствие в поле человека, отправляющегося на границу жизни и смерти делает пространство и твое сознание таким же подергивающимся как воздух от пламени костра, то следом за сначала немножко окрашенным смущением предложением яблока меня накрыл инсайт.

Потому что яблоко это из Нарнии. И я как раз совсем недавно читала своим детям про яблоко из Нарнии, и рассказала это клиентке.

Расскажу и вам коротенечко.

Нарния – это аллюзия на священное писание, и яблоко там имеет символ плода с дерева познания, которое мальчик принес своей матери, и было оно об исцелении и победой жизни над смертью.

Теперь я протягивала яблоко матери мальчика, и нам очень было нужно, чтоы оно стало плодом победы жизни над смертью.
Магия началась.

Хотелось чего-то особенного, такого невидимого плаща заботы и безопасности с собой в роды. Мы много продумывали, из чего он может состоять, какой маленький символ мог бы стать домом в роддоме, но тут что-то еще зудело и просилось.

И мы пригласили в пространство Ее. Мать матерей. Ту, что мать земля, плодородна и мудра, та, что вечна, абсолютна и про любовь, потому что сама – любовь. Это оказалось просто. И очень осязаемо.

Главное, что она открылась женщине, идущей туда. Как камертон.

И все, это самое главное, и самая вершина. Можно рожать.

Ну почти. Надо было еще сосричь волосы, совсем коротко, так ощущалось ею.

А ночью пришли роды. И они принесли чудесного мудрого мальчика, которого мы все очень ждали тут.

Но это уже другая история, наверное, куда более мощная для мамы его и уж тем более его самого, для их семьи. Потому что это инициация, принесшая очень много даров и смыслов, не мне пытаться писать о них.

Просто поверьте, когда в жизнь вплетается сказка, она становится пронзительно настоящей.