Заметка о подростковом возрасте

Подростковый возраст ребенка – это первый страшный суд родителя.

С невероятным удивлением обнаруживаешь, что детство – кончилось. Что можно подводить промежуточные итоги.

И все то, что ты из месяца в месяц, из года в год переносила, кормя саму себя завтраками, сейчас, вот я только выберусь из травмы, выберусь из безденежья и хлопот, налажу свою личную жизнь (подставь здесь свой главный отвлекающий от материнства фактор, но так оправдывающий нас) и посмотрю на своего ребенка, и мы будем с ним делать то и это – у каждого ведь свои несбывшиеся образы об идеальном материнстве, едва проклюнувшиеся в реальности: печеньки в форме фигурок, семейные пикники по выходных, долгие прогулки с разговорами, праздники с традициями – опять же, подставь свое.

И вот, детство кончилось, и ты обнаруживаешь, что количество испеченных в его детстве печенек – конечно, прочитанных вместе книжек – тоже, совместных прогулок – чего угодно.

Количество вложенного тобой – зафиксированно. А невложенное – не вложено.

Например, я так и не дала своему повзрослевшему сыну папу. Успокаиваю себя тем, что он был у него хотя бы 4 года.

Но когда второй сын, которому уже почти 9 достигнет этой черты – у меня не будет компенсации даже такой.

И приходится окончательно и без мечт о прекрасном и любящем отчиме переживать факт того, что у твоих детей не было отца.
факт того, что сколько бы я ни была прекрасной, но у них травма. И она не в моих руках.

Пока я переживала свое горе, а за ним еще одно, пока десять лет выбиралась из того дерьма, что в книжках называют детством, прошло детство моего ребенка. И это беспощадно.

Передо мной человек, внутри которого каждый день я вижу будто миграцию двух людей – знакомого мне ребенка, малыша, и взрослого человека, мужчины. Эти две сущности в нем пока не научились жить вместе, у них кризис адаптации друг к другу на несколько лет. И пока взрослый и ребенок ссорятся в нем внутри, с дикими фонтанами наружу. Одному моему любимому сыну – нужно научиться жить в согласии с ребенком – уже внутри (о, у него появляется внутренний ребенок!) и со взрослым – пока неумелым, новорожденным взрослым. НО также в мире и согласии с другими детьми в семье, и с другими взрослыми – в семье и мире.

Мне будто заново выдали нового ребенка, но только без инструкций в виде Корчака, Дольто, Петрановской и тд.

Главной моей инстуркцией в материнстве всегда была я сама.

Я вспоминаю свои 12 и плакат на обратной стороне обоев – с написанными словами – я вас всех ненавижу. я хочу умереть. мои слезы и игнорирование либо обиды на меня матери и сестры. Потом я начала читать книжки по психологии и эзотерике, и пошла искать опоры и ориентиры – снаружи (привет, театралка).

Если есть последний вагон уходящего поезда – то он только сейчас.

Дальше – это только разговоры и сожаления, исцеляющие и примиряющие со случившимся.

Если что-то делать и успевать – то сейчас.

Это жгуче – встречаться с виной. И черпать из нее ресурс как главного ориентира – что же еще сделать? Что же делать перестать?