Часть 5: “Или я, или ты” – история материнства в роду
Девчата и ребята с планеты людей. Мне важно оговориться, что сейчас мы спускаемся в самую темную часть тоннеля этой истории. Этот пост и следующий – про лицо боли и травмы. Но дальше обязательно будут и светлые, и ресурсные посты. Выбирайте сами, правило саморегуляции – в действии, в каких дозах, все или не все – читать.
Что до меня, ребята, то это все дела давно минувших дней. Я пишу это сейчас не сколько изнутри, сколько снаружи – совершая большой и значимейший процесс для себя – ассимиляции, присвоения опыта. Что-то от этого сильно меняется внутри.
По моим ощущениям осталось поста 4. о. то есть это и вправду центр: самая темная часть тоннеля – где не видно света начала и не видно света выхода, перевал.
————–
Случилась ретравматизация. Настолько табуированная, настолько стыдная, что травму пришлось переносить на ногах, что удваивалось еще сильнейшей необходимостью работать.
И пришла тема суицида. Каждый день я слышала голос в себе вместо “доброго утра” и “хочу есть”, вместо “пора выходить” или “надо помыть посуду”, вместо любых мыслей, которые рождаются в нас в течение дня как емкие указания на то, что следует делать сейчас следующим делом, я слышала только “я хочу умереть”.
Я это именно – слышала, это было будто немножко отдельное от меня. И вместе с тем, иногда я вполне с ним синхронизировалась и ощущала это же.
Я так много работала, что иногда из-за усталости не могла покормить уже никого – ни себя, ни детей.
Я так много работала, что совсем не убиралась дома, и можете представить себе, во что и с какой скоростью превращается дом, в котором трое маленьких мальчишек.
Я так много работала, что забывала часть каких-то обещаний. Так я забыла вовремя (и видимо не раз) покормить и морского свина, жившего у нас. И он умер.
Это было очень сильной точкой. Вины за смерть живого существа. Силы того, насколько я не в себе.
И я почти ничего не чувствовала.
А когда начала – там внутри оказалась тотальная усталость. Умереть хотелось от одиночества и усталости. От усталости и невозможности быть спасенной из всех этих задач … мамой. Которая бы пришла наконец с работы, пока я тут одна, маленькая, разруливаю столько дел по хозяйству, и не навела бы порядок.
Бесчисленное количество раз я перебирала цифры ее номера телефона в голове, держала мобильный в руках и беспомощно упиралась лбом в стекло окна, понимая, что звонить – совершенно бессмысленно, но что я отчаяннейше в ней нуждаюсь.
В какой-то момент нужда и усталость дошли до такого края, что я действительно решила умереть.
Это было внезапно трезвое решение посреди всей этой агонии и невыносимой боли. И я даже пошла в ванну, поняв, что времени у меня теперь вагон, и все можно тщательно спланировать. А после ванны я пошла покурить.
В тот же вечер я нашла себе нового психотерапевта, в терапии у которого пробыла четыре следующих года.
Тогда я могла идти по улице и внезапно остановиться в приступе изнеможения и не желать сделать ни шагу. Я звонила в отчаянии близким и плакала, и говорила, что я блять не хочу больше прикладывать никаких усилий в своей жизни.
В моей голове совершенно не мог уместиться тот факт, что я живу, что мне плохо, а мама где-то далеко, и ей до меня нет дела. Не мог мозг, не могла психика переварить совершенно противоестественную вещь – как мать может не любить своего ребенка?
Пока я не поняла на дне каких-то очень глубоких рыданий – в моей маме просто никогда и не было мамы. Так вышло, что номинально, биологически она ею была, потому что родила меня. Но сама она как мама так никогда и не родилась.
Но самое мерзкое, что я ощущала, что мне не из чего и самой питать детей.
Что это все совершенно единая цепочка: все детство я видела мамины слезы по маме, про то, как она убивалась об ее нелюбовь, из раза в раз пытаясь наладить с ней контакт, и “понравиться” ей. Или пытаясь разгадать загадку, на которую нет ответа в той плоскости, что она искала: за что мама ее не любит?
И что также как мама, не получив материнского тепла, не смогла стать мамой мне, так и оставшись капризным, инфантильным, отвратительно истеричным ребенком,
также и я, вот она – голодная-преголодная сама, не могу напитать своих детей.
Что все эти годы я выезжала в материнстве исключительно на собственной витальности, я питала из своего ресурса, а не вот этой, родовой, передачи – от мамы к ребенку, от выросшего ребенка к его ребенку и тд. И что когда витальность истощилась, ресурса не стало в череде травм, обнажилось, что в базе, “того, что через меня”, естественного потока – этого просто нет.
Самое отчаянное, что я осознала, что я все равно вот это ужасное – КАК МАМА. Как своя собственная мама: дети также не видят меня, я постоянно на работе. И дети также как и я в детстве чаще всего “я устала” и попытку их слить. Усталая мать – это моя мать. И неважно, что причины у нас с ней были разные, и неважно, что случилось это при разном количестве детей, я рожала до тех пор, пока не смогла воспроизвести полностью мамин сценарий – с двумя детьми все еще было слишком хорошо в моем материнстве.
И вместе с тем, именно вот эта первая появившаяся в жизни параллель с мамой в материнстве дала мне изнутри понимание, что значит, “не из чего дать”.
И следом за ним – даю-сколько-могу.
Только из отчаяния я поняла, что даже если сила моего сознания так велика, что я вижу травмы своего рода, их причины и следствия, это не обозначает, не равняется в том же месте идее, что все эти травмы одна я как мегаультратитановый фильтр должна буду не пропустить дальше по роду, и остановить на себе ВСЕ. Подумайте: вся эта хрень ледяная формировалась и искажалась поколениями. Как. с чего, мог бы один человек внезапно остановить всю эту лавину?
Поэтому я начала доверять искусству маленьких шагов в любви, в материнстве. Сколько-то получится у меня сегодня дать нежности и тепла каждому сыночку, столько им внутрь уже, неотменимо, “накапало”. Оставалось только молиться, и внутренне иногда вести счет, чтобы капель любви в результате, к взрослому возрасту, было больше капель нелюбви, печали, отвержения, одиночества, стыда или еще какой-то факапской материнской гадости. Чтобы из этих капель сложилось бы ну хотя бы река, имеющая могущество перекрыть то, что на второй чаше весов, организовать ресурс этой любовью переварить недополученную любовь – такая вот помидорка в собственному соку.
И что по цепочке – я сделаю сколько смогу, дети сделают сколько смогут – родовая любовь будет накапливаться; что это все равно движение к жизни и исцелению, просто не внутри одних только моих рук и моего века.
И еще я перестала ждать маму. Вот ту, биологическую. В той тщетности пришло много понимания, отпускания, может быть даже прощения. Такое вот “здесь рыбы нет”. И решение искать реку с рыбами в других местах, ни одну -единственную золотую – в муже или лучшей подруге, а по чешуйке франкенштейнить внутреннюю маму, абсолютную любовь и принятие – Бога внутри.
Так внутри меня родился центр. Вес, опора на себя. Взрослый человек.
Теперь я знаю, что взрослый человек получается из ребенка, у которого полностью была мама. Или из ребенка, который полностью пережил ее потерю. По всем стадиям, как смерть. И выжил.
————
Материнство четвертым впереди.
Нет комментариев