Часть 8: “Или я, или ты”

Это, может быть, будет самый “нехудожественный” текст из цикла #психотерапевтический_сериал_в_текстах “Или я, или ты” – история о травме материнства в моем роду.
И, может быть, вызывающий больше всего противоречивых чувств, сопротивления или даже гнева. (Я же анонсировала холивар))
Я сейчас буду писать это с открытым сердцем, а вы читайте – с ним же. И тогда в любом случае все получится, как надо.
Итак,
ЧАСТЬ 8.

В последнее время на волне пробуждающегося в обществе чувства собственного достоинства, тренда близости с собой и борьбы с виктимблеймингом, также невзначай моветоном будто стало говорить что-то или писать, что вызывает чувство вины.
Особенно – если это вызывает чувство вины у матери. За это тебя вообще могут сгрызть заживо. Невинные женщины.
Мне кажется, есть немаленькая вероятность, что ярость эта защищает не сколько виновачение, что, конечно, нормально, но еще и их самих – от ощущения собственной вины.
Осмелюсь даже предположить, что мода на отслеживание, не вменяет ли мне кто-нибудь вину,интроецировалась внутрь в такого ревностного сыщика: не вменяю ли я сама себе вину? Проще говоря, мне кажется, моветоном для матери стало – чувствовать вину.

Мы настолько наелись ее на волне, что там, на океаническом цунами информации о здоровом функционировании мозга ребенка, о теории привязанности, о правильных родах, обо всем правильном-правильном на научной основе психологов, и узнали это на настолько разных этапах нашего материнства, когда уже и то и се успели сделать, даже не зная всего этого, что вина стала такого уровня громкости внутри – что превратилась в ультразвук.
Мы просто вычеркнули ее из спектра слышания своих материнских чувств. Ну, или стараемся вычеркивать как что-то точно неполезное, опасное, извращенное, что нынче психологи в интернетах не рекомендуют.

Ну что же. А я выскажусь непопулярно. Я рекомендую вину в материнстве.
У любого чувства есть свое назначение. Также как у обоняния и осязания и других органов есть функция, дающая важную информацию мозгу о просканированном пространстве, также чувства – осязают мир и несут информацию нашей душе.
Да и проще. Нет у природы бессмысленных чувств. Вычеркивая одно из них, мы подвергаем себя опасности и обедняем свою жизнь.
Да, и даже с пресловутой, ненавистной виной это так.

(Виной-виной, не ответственностью. Это, имхо, еще один способ защиты от непереносимости этого чувства – интеллектуальный. Однако это разные понятия, гуглите).

Да, мелькнуло слово “непереносимость”. Это корешок того, почему мы ее избегаем. Будучи изманипулированными ею по самое не-могу нашими самыми близкими в детстве, наступила сильнейшая аллергическая реакция и невроз. Вины этой так много за все и вся, настолько неадекватно она навешана нам, что выздоравливающий мозг быстренько делает новую сцепку: вина=невроз.
Конечно, этого мы избегаем. И правильно делаем.

Но есть вина и здоровая, и это нормально:
и чувствовать ее,
и признавать,
и выдерживать.

И вот почему:

– она предохраняет нас от повтора подобного.
Это совершенно чудесное ее свойство: мамы с притупленным чувством вины кричат на ребенка раз за разом, с обостренным – ищут выходы, не перестают ощущать это ненормой своего материнства.

– вина отрезвляет, позволяя видеть следствия своих действий, взаимосвязи и регулировать их, поскольку взята ответственность.
Примерьте на себя.
Вот пример закрывающейся от вины матери:
“Тогда все так растили, я чо, я ничего не могла сделать”, “Да не было ничего такого, не помню. Ну, может один рааааааз, и то слегка… а не так как ты сейчас все рассказываешь, не выдумывай”, “Не делай из меня монстра, дочь”.
А вот то, о чем мы все мечтаем:
“Да, это действительно ужасно, что я на тебя постоянно орала и никогда не хвалила. Мне очень жаль, дочка. Я была не права, я не знала, как иначе. Или у меня не было сил иначе. Ох. Прости меня, пожалуйста. Что я могу сделать для тебя теперь, дочь? Похвалить тебя? Я никогда не делала этого, но я попробую, я же тебя очень люблю. Подскажешь мне, как тебя хвалить лучше всего?”

Что чувствуете?
Я не говорю про вину, которая как Миледи в д’артаньяне распластывается по земле, кудрями-слезами-истериками наиграно вопя: “Ну прости меня!!!” – это не оно.
И не говорю про вину, когда маму надо спасать и вытаскивать от самобичевания как маленькую девочку – это не про материнскую вину, а вину девочки. Не про вину, которую выдерживают.
Я все еще про здоровую, держите это в уме во время чтения)

– вину важно чувствовать даже тогда, когда ты вроде бы ничего поменять не можешь в хронической ситуации.
Потому что это позволяет транслировать детям не лживое ” все в порядке”, искажающее их психику, а хотя бы признание, что так, как есть – не айс, ненормально.
Пока ты чувствуешь вину, она обжигает пятки – все-таки стараться менять, а если нет возможности менять, так хотя бы искать пути компенсации.

Я думаю, если бы моя прабабушка чувствовала вину, она питала бы чем-то большим мою маленькую бабушку, чем редкими открытками по праздникам из далекой Грузии.

И главный подарок вины:
когда ты способна чувствовать, что делаешь что-то плохое в своем материнстве, ты можешь с чистым сердцем и доверием себе в трезвости оценки реальности – видеть и свои сильные стороны в материнстве.
Пока меня мотало в возрастном чистилище осознаний всех своих факапов в материнстве за прошедшие 13 лет, я внезапно начала видеть и – что еще важнее – присваивать ценность того, в чем я хорошая мама. А что мне удалось?
А удалось мне, мягко говоря, немало. И я могу гордиться этим, не зажимая в средне-болотистом стыдливом “ой, ну все мы просто мамы”. Да, мы все живые мамы. Поэтому под сердцем у нас у каждой свой мешок камней, а в сердце – свой огонь.
Если видеть камни, они не тушат огонь. Я могу опираться И на это в своем материнстве, И на другое в своем материнстве, потому что этот удивительный комплект – именно опоры. Опоры из любви, и опоры из слез.

И махонький парадоксальный изюмчик в булочку.
Это – мой огонь. И мои камни. Смотря в них, беря их дары, я владею ими. Не отдавайте их на оценку никому, даже своим детям.
Они – оценивают свое детство, когда растут.
А мы – свое материнство.
И это разные вещи.

На фото – моя прабабушка (мама) и… нет фото ее с бабушкой (дочкой), в том-то и дело, что нет.