Искусство прощания

Искусство прощания.

– Бабулечка, родная, как же я буду теперь без тебя здесь? – в отчаянии, с очередной волной слез задает моя сестра вопрос в воздух.
И я уверенно, из глубокой прожитости отвечаю то, что знаю остро:
– Ты не будешь без нее никогда. И теперь в особенности.

Прощание – высшая форма связи, контакт, вышедший на завершающую свою фазу – “всегда”. Где соединяется то, что всегда было соединено, где встречается то, что только временно разъединено.

Когда с нами случился человек, хоть однажды, сколь бы ни длилось это – с рождения до сегодня, несколько лет или день твоей жизни – главное уже произошло. Встреча.
И в этой встрече – вы уже срезонировали, вшились друг в друга нитями влияния, и ты – навсегда соткан из него, как и он в чем-то из тебя. Отразившись друг в друге, мы ярче присваиваем себе – себя же, через другого. И этот другой – становится твоей внутренней частью, символьной системой, завотделения по каким-то процессам души.

Разве можно это вышить обратно? Разве можно прозвучавший звук – обеззвучить, если он пошел волнами шире и дальше, переплелся с другими звучаниями, пока не обрел общую тишину?
Ты состоишь из его лучащихся хитрецой глаз. Состоишь из шутки, над которой смеялись вместе. Из одной пары наушников на двоих. Из _его_ запаха состоишь – ты.
Также, как состоишь ты из крошечного локотка, регулярно толкавшего тебя под ребра изнутри тебя самой. Из двух полосок, удививших мышцы твоих расширившихся глаз.
Также, как состоишь из шершавого языка у тебя на щеках, когда ты плачешь. Из каждого протяжного и приветственного мяу, когда ты просыпалась или приходила домой. Из темпераментного хвоста трубой – состоишь ты.

И никто у тебя этого не отнимет. Никто, ничто и никогда.
Это часть _твоей_ истории сердца. То, что сделало тебя тобой. То, что создало тебя тобой, и обладает авторскими правами не меньше, чем мама.
Любовь, в которой не существует конца.

Так бывает, что в отношениях все точки над Ё предстоит расставлять тебе самой. А также все запятые, многоточия и тире – так, будто у файла, к которому был доступ у двоих, внезапно остался только один автор, и на тебе лежит теперь доведение смыслов текста до конца. Но ты никогда не узнаешь – правильно ли поставил точки, какие правки внес бы он, и какие акценты расставил. Никогда не узнаешь, что он имел в виду в этой незаконченной фразе, и что бы он ответил на этот вопрос?

Ты можешь злиться на эту брошенность и недосказанность. Можешь истязать себя, по кругу подставляя все вариации смыслов, и думать, что без другого, сама – ты никогда не узнаешь правды.
И это правда.
И нет.

Бывает, что ты не знаешь ответов именно про себя самого. То, что не дописал в том файле твой соавтор – были строками о тебе. И исчез он так внезапно и так многосмысленно, что совершенно не знаешь, что и думать. Где именно я ошибся? где ранил и оступился? был ли я достаточно бережен? любил ли он меня? знал ли он, что я люблю его?
Есть ответы, ответственность за которые нужно взять самому. Набраться храбрости духа, и поверить в свое право – чувствовать, и чувства эти посчитать достоверным органом осязания реальности.
Ведь где-то внутри комнат твоей души есть та, где вы встретились и где всегда живет он. Если раздвинусь шторы на окне той комнаты, польется свет правды. Эта правда для всех одна – что на одной стороне планеты, что на другой.
Не щурься на этот свет, и не икарься им.
Положи руку на сердце: ты знаешь все ответы.
Выстели их смелостью, обопрись.

Когда пишу этот текст, когда проживаю прощание – душа танцует Русалочкой под самую тонкую скрипку на свете.

Так бывает, что ты встречаешь пронзительно – своего человека. В этой встрече любовь не нужно – трудить, взрослить, учить быть мудрой. Эта любовь, простая как вода, учит тебя и взрослит, заведомо оказавшаяся больше, чем ты сам.
И тогда ты смотришь на другого человека без линейки – подходящий или нет, есть ли у него недостатки или нет. Ты познаешь абсолютную безусловность. И так странно, не нужно тебе от него ничего, ты просто рад его существованию. Будто то, что вот такой он есть – дает тебе ощущение, что мир в порядке. И еще острое, в носу щипательное чувство жизни.
И так бывает, что вы не находите формы взаимодействия в этой жизни. Прилаживаетесь друг к дружке разными боками своих душ, примеряетесь разными ролями, и все-то не то. Что-то нестерпимо мало, хочешь на размер больше – а нет такого. Пробуешь другой предмет мирской одежды для вас – а в нем так больно и натирает до крови, что невозможно это носить долго, хоть вы и пытались честно.
И вы расходитесь.
Так чудно это, так больно, так жизненно. Встретить настолько абсолютно родного и найти единственно гармоничную форму связи – прощание.

Невозможность и любовь – проживаемые одновременно.
Вот, что инициирует тебя в человека, хоть ты и был рожден таковым еще мамой.

В ноябре в Москву пришел сказочный туман, как в Зачарованный лес Эренделла.
Через окно двадцатого этажа казалось, будто его под большим напором горизонтально выпускает театральный хейзер со спецэффектом “дым”.
Открыла окно – дым пах гарью. Видимо, пожар. Неясно только, в нашем подъезде под нами, с другой стороны дома, или в соседнем.
Позже я узнаю, что в этот день действительно помимо общемосковского тумана, еще случился сильный пожар в нашем районе. Но тогда я этого не знала, и не была уверена, что угрозы нет.
Вообще, когда ты уже инициирована бедой, стадия отрицания проходит намного быстрее, и идея, что плохое случается только где-то на экранах и с кем-то другим, отсутствует. Я решила перестраховаться и выйти с детьми на улицу прогуляться вокруг дома и все проверить. Так спокойнее.
Ребята надели зимнюю одежду поверх домашней, я взяла собаку и свою обычную сумку, в которую положила паспорт и макбук. В кармане куртки – телефон и ключи от машины. Все.
Как крошечно мало оказалось мне важным взять с собой. С насколько же легким сердцем я покидала дом: мне действительно по сути нечего из него было больше брать.

Я научилась прощаться. Натренировалась терять.
Все главное у меня с собой – внутри. Остальное – наживное.

Посмеялись тогда с Лизой: “Поздравляю, кажется, ты готова к эмиграции, репетиция прожита”.
А я ведь действительно так и ощутила это – как первое дыхание и предвестник.
Как и туман – пришедший цепочкой после сначала утонувшего телефона, затем наступившей болезни, потом постковидного тумана в голове, а затем и снаружи. И я уже знала – он о процессах в роду.