Обо мне: часть 2

На днях мне папа прислал письмо: помню ли я, что когда была маленькой, долгое время засыпала только с ним, если он специальным образом укрывал меня рукой. Что это случилось, когда они с мамой развелись, и у папы была новая семья. Он говорит, что это одно из его самых теплых воспоминаний детства.
Не помню. Но помню другое. Как он идет по коридору к выходу из дома, огромный и сильный, а я как обезьянка вишу у него на ноге, в попытке остановить шаг, но также знающая, что это бесполезно, и отчаянно судорожно ищущая способы быть достаточной, такой весомой, чтобы он выбрал остаться со мной.
Этот треугольник в треугольнике. Папа, я, мама – триада, где девочка должна проиграть маме. Папа я и его новая жена. Папа я и его новая “дочка” (ребенок от первого брака в новой семье). Папа я и сестра. Господи, этих женщин было столько, сколько у моего Ромы – того, об отношениях с которым я расскажу теперь, в этом тексте, как то, что “обо мне”, что сделало меня.

В 16 лет я поехала в Карелию, спустя несколько лет необщения с папой, в идее и надежде – заново обрести папу. Что же. Я обрела “папу” – встретив там человека, с которым оказалась связанной на следующие 13 лет, человека, ставшим любимым мужчиной и ставшим папой моих двух младших сыновей.
Это все впереди, конечно. А пока я встретила того, что как у онегинской Татьяны было “это Он”, и рассматривала его молча глаза в глаза несколько часов под карельскими соснами, думая – так вот ты какой – мой мужчина! так вот ты какой – отец моих детей! переживание Встречи было глубиннейшим, а встреча, назначенная через пару недель на Проспекте мира в центре зала (номера телефона из леса не было) – переживалась как судьбоносная. Стоит только не приехать, и жизнь сложится как-то совершенно иначе. Но невозможно было предположить это иначе, настолько болезненно, страшно, любопытно, судьбоносно несло меня тогда в ту точку.
И после трех месяцев обыкновенных конфетно-букетных отношений я-таки была поставлена перед фактом наличия еще нескольких женщин, ну и – вот типа я такой, и если хочешь – оставайся. Может быть, когда-нибудь я на тебе женюсь, а может быть и нет. И, конечно, первая моя реакция была здоровой: нет, конечно. Но подсаженная как наркоман на дозу – на подачки того самого тепла, по которому я была голодная, с ловушкой, что “может быть” я буду женой, я вернулась.
Я хорошо помню то состояние внутри, когда я предала себя в первый раз за источник “родительского” тепла. (Конечно, в 16 я даже близко не осознавала, что речь идет о родительском тепле). Но зато я точно осознавала с этого момента “не то”.
Я только себе могу объяснить это “не то”. Просто у меня есть сверка с очень раннего возраста, что про “мою” судьбу, а что нет, понимая, конечно, что все, что случилось – и есть моя судьба. Но ощущение золотой нити как пуповины – контакта с Богом – это вот, наверное, и есть то, про что я пишу. “Принцем” он в тот момент быть перестал, а судьбоносность не ушла.

Так вот про предательство себя. Это состояние внутри – суицидника, чувство, что ты убиваешь себя, и также плохо, и жить не хочется. А вместе с тем – совершенно невозможно больше жить без него. Вот эта зависимость – она и есть – невозможность жить без другого. Ощущение, что живая, – только когда он рядом. Перенесенный на другого – центр жизни.
Он ассоциировался у меня с дьяволом, с моей тенью, низами, плохостью. И только сейчас мне ясно, что этой плохостью – было мое отношение к себе нуждающейся в маме-папе. Меня, нуждающуюся в маме-папе – они и отвергли. А я, как ребенок, переняла как импринтинг такое отношение к себе, если я нуждаюсь в родителе. Я научилась себя отвергать и ненавидеть за чувство голода по близости и теплу.
И это же – впоследствии сильно повлияло на мое отношение ко второму сыну, Юрке, с которым у нас была травма привязанности (но об это в тексте 2 обо мне – через детей).
Ассоциация тяги к нему как чего-то постыдного и плохого – расшифровывая теперь на язык человеческой психики – это мой стыд за тоску по папе, когда он ушел из семьи. Вся любовь моя к нему, превратившаяся в сплошную рану и голод, была названа мамой предательством, продажничеством, любовью к предателю, значит, и я предатель. И очень плохим.
Дьявол же – не меньше, именно с таким магическим обожествлением – он был еще и потому, что все, что про папу во мне, мамой называлось таким же чудовищным, греховным. “Ты вся в отца” – значило только про абсолютное человекопадение, и все плохое – это он. Обожествление – потому – что родитель – это первый опыт отношений с “Богом” в восприятии ребенка.
И еще был мотив. Я никак не могла поверить в зло человека. В то, что другой может намеренно использовать тебя. Что может делать гадкие вещи на полном серьезе. Что может пользоваться доверием и любовью. Что правда может причинять зло и ни один мускул души его при этом не дергаться.
У меня была идея, как и сейчас, что если человека достаточно напитать любовью, он станет исцеленным, добрым, и ему не понадобится столько искажений и зла что суть корень боль. Я любила, и очень хотела “спасти”. Наверное, больше всего я нуждалась в спасении образа родителя как хорошего, все-таки любящего меня, главное, просто быть и вот тогда-то он поймет и увидит меня.
Два года с 16 по 18 я промыкалась так, ненавидя себя и его, и все же больше всего радуясь его звонку. Да, его звонка я могла ждать часами, на предложение встретиться – отреагировать хоть в 3 ночи, что было регулярно, забивая на то, что завтра да хоть вступительный экзамен в мгу, в которое я мечтала поступить тыщу лет. Я помню, как мама стояла и плакала и говорила – умоляю тебя, не иди к нему, ради меня – не иди. И я плакала. Но пошла. Потому что не могла не идти.
А потом экстренно эвакуировала себя замуж. Но как только отношения с мужем впервые провисли – потому что я не любила, и он в какой-то момент ушел в себя, я, видимо, подспудно, рванулась за теплом же. Причем я не помню толком, с каким импульсом написала вновь, но откуда-то точно знала, что стоит мне махнуть хвостиком, и у нас будут отношения, где бы и в чем бы он сейчас ни находился.
А находился он в браке уже. Но почему-то это вытеснилось на тот момент абсолютно. Дальше была смерть мужа и все-таки эти отношения с Ромой. Первый год я помню через пелену, а на второй – я уже была беременна Лукьяном. И вот тогда, когда он отказался от него, а я осталась в отношениях, я и начала познавать всю глубину своей зависимости, и пошла на терапию.
За эти 6 лет моего бытия любовницей отношения претерпели многое, и мое отношение тоже сильно поменялось. Я вышла из зависимости, и научилась и вправду любить его, а не папу в нем, маму в нем и тд. За это время я совершенно сознательно родила Демьяна, уже зная, что отцом Рома ему не будет. И осознала невозможность этих отношений, а главное, мое нежелание в них находиться – даже если – он бы стал сейчас моим мужем. (Да, трамваи приходят тогда, когда их перестают ждать).

И теперь мне важно рассказать о себе, об “образовании себя” – чувствуете ли вы игру слов – мое образование – теперь через “Рому”. Кавычки – как уже было сказано, потому что в данном случае этим именуется явление и жизненный период.

Чему я научилась?
Я начну от простого к сложному, примерно так, как оно и выстраивалось внутри.

1. Опыт разлепления проекций.
О том, как Рома похож на папу, я и лет в 18ть догадывалась, хотя бы потому – что это очень распространенный в журнально-бульварной психологии штамп – мужчины, похожие на отцов. Головой-то это сколько угодно можно понимать, и даже увидеть, как у тебя это чувственно устроено – вот ровно в тот момент, когда лежишь головой на огромной широкой волосатой груди или когда большущая ладонь ведет линию по твоей спине – увидеть в этот момент себя, и осознать, что сейчас тебе – 3 года, что ты сейчас ровно в этих 3х годах, и как мигаешь ты внутри себя в сейчас-взрослую, в тогда-трехлетнюю и обратно. Увидеть, каким регрессирующим комочком прижимаешься к нему под одеялом, и что выспаться за эти 6 лет так наполненно можно только с ним – ровно потому что “совместный сон”у малыша рулит (родители-естественники знают).
Но глубже. Увидеть – что в любви к тебе, но недостаточной, чтобы уйти из “той семьи” – проигрывается ровно тот детский сценарий недостаточности. Да, так и становятся любовницами – в попытке завершить гештальт. А завершается он не в том, чтобы однажды все-таки выбрали тебя – так травма та – не исцеляется. А в том, чтобы прожить горе невыбранности, недостаточности для этого человека, и для папы – потому что в первом кругу близости у него он сам, а я – у себя, и потому невыбранность меня кем-либо – не делает меня какой-то нетакой, неполноценной, плохой, недостойной любви.
Прожить отвержение и не развалиться, не умереть.
Обнаружить центр жизни не в нем, а в себе.
Но это позже.
Увидеть проекцию на него своей матери. И понять, что все его фразы, все оценки – это голос моего внутреннего фашиста, а по сути – моей мамы. Да, он говорил, что а я – вылитая его мать. Но это не мешает любить безумно и нуждаться – в этом и есть суть со-зависимости. И тогда “тебе никто этого не скажет, кроме меня” (говоря какое-нить дерьмо), “ты никому не нужна кроме меня” или “да кому ты будешь нужна кроме меня”, а также постоянное подозрение в предательстве, неверности, обвинения в этом – все то, что я слышала от мамы, когда совершенно здорово нуждалась в папе.
По сути – если резюмировать – проекция матери на него заключалось в том, что ему была отдана оценка меня как единственно верная, как образ меня – ровно то, что и происходит с нами в детстве. Мы видим себя через то, как нас оценивает мама. А если эта оценка не совпадает с тем, какой себя все-таки считаешь ты, то отчаянно бороться все-таки за “любовь”, а значит, одобрение, увиденность, признанность. Чтобы хоть разочек похвалил. Чтобы хотя бы один комплимент да сделал. Чообы восхитился. Чтобы гордился. И эту дозу можно выдавать по капелюшке, чтобы было для чего из кожи вон лезть и становиться полностью такой, какой тебя хотят видеть. Жертвуя всем.
Увидеть проекцию на него как на Бога. Как тот, что если есть в твоей жизни, то и жить можно. А если нет – то нельзя. Как тот, чье мнение имеет не человеческий статус, а божественный.
Увидеть эти проекции и вернуть Роме – Ромино. Увидеть его просто человеком, не очень образованным дядечкой, достаточно мало добившимся в жизни, не имеющим толком опыта в воспитании детей – не настолько, чтобы учить меня, ошибающимся, заблуждающимся невротиком, травмированным своими родителями только так.
Увидеть и свою маму не богом, и также ошибающуюся, травмированную, навеки закованную в комплексе “маленького человека”. И папу – просто уходившим к другой женщине, незрелым, не способным оставаться в близости – на расстоянии, и что это ничего обо мне. И что уж точно – вот этот конкретный человек – Рома – никак не транслирует ко мне отношение моей биологической матери, моего отца, и моего Бога – с которыми в реальной реальности, здесь и сейчас – у меня мои, отдельные отношения.
Это проживалось квантовыми скачками, как ступени протрезвения по выходу из наркотического же, кстати, состояния, когда рррраз – и ух, я здесь, вынырнул, в трезвости. Но проходит время и ты понимаешь, что все еще в трипе. Новый рывок – и снова еще более трезвый. И так в несколько рывков и лет я проделала полное растождествление его от них.
И в принципе – научилась видеть отношения с мужчиной не как продолжение несулчившейся близости с родителями.

2. Опыт разрешения себе быть слабой, искаженной.
Моей огромной, высочайшей ценностью является жизнь по душе, цену ей – вы знаете, какую я заплатила. И эти отношения были точно не “по душе”. По хочу, по травме, но не “по душе”, что по духу, по Богу.
И вот довериться себе в том, что я не плохая, что за этой тягой и страстью есть что-то важное, да, жизнеобеспечивающее, с пониманием, что это нездорово, но пока опаснее – просто грубо вырвать это у себя, чем оставить, пока не научилась иначе. Принять себя в этом нездоровье, и любить. Выдавая себе право на любовь самой себя и принятие – как пока умела.
Разрешить себе в этом оставаться. Не бороться.
Вернее, бороться, хотеть выйти. Но не менторски отсчитывать часы и месяцы, уже потраченные на эти деструктивные отношения, не гнобить себя за это. Стараться не стыдиться этого, а относиться к себе с состраданием в этом. Оставаться на своей стороне.
То есть вот этот опыт – чтобы принять себя в своей тени, как бы “плохости”, в роли любовницы – (кстати, да – тут еще одна метафора из детства – ведь я была проективно и той, что папу-то к себе и увела из семьи с двумя детьми) – вот что было трудным. Принять себя в “не по душе”.
Принять себя даже тогда, когда кажется, что даже Бог не с тобой.
Принять себя даже тогда, когда сдалась. И думаешь, что останешься в этих отношениях навсегда. Нет, без идеи, что он прискачет на коне и будет мужем и отцом, без идеи каких-либо изменений, с пониманием какой ужасный пример моим детям, с пониманием, что предаешь своих детей, с каким угодно еще пониманием – решив остаться в них, и раз уж так, родить ребенка еще – чтобы хоть где-то продолжать быть состоявшейся женщиной – даже тогда себя принять – в своем “не могу”, не выберусь, не верю…
Принять в себе ту плачущую малышку, нуждающуяся в папе, ушедшем из семьи, и маме, отвергнувшей тебя, и понять, что пока не вырастет она, не вырастет во мне больше никто, сколько бы ни компенсировался.

3. Опыт построения здоровых отношений, опыт Контакта.
Когда учишься не реагировать на болезненное и цеплючее в словах ответным ударом и защитами, не играть в манипуляции тиран-жертва, передавая вину как горячую картошку из рук в руки, а отвечать ровно, спокойно: ” мне больно” – когда больно, “не надо так” – когда не надо так, а не показывая иными формами, что так не надо, и пусть на своей шкуре поймет или пусть догадается или пусть ему станет стыдно и масса еще человеческих извращений. Научиться говорить “я-сообщения”, научиться быть уязвимой и задавать вопросы так, чтобы и другой – становился открытым. Научиться быть безопасной – для другого. Сложить оружие, борьбу, идею, что прав из нас кто-то один, а не оба – каждый со своей правдой,вот это глубокое и важное – услышать_другого_.
Я прямо простраивала это совершенно осознанно. Выясняя понятийный аппарат в нашем “мы”. Что другой имеет в виду, когда делает вот так? Что ему следует понимать, если я делаю вот так? Выдавать инстуркцию по пользованию тебя и прописывать по нейрончику инструкицю по пользованию тебя – так, чтобы было хорошо обоим.
Опыт близости с другим.
В этих глубоко болезненных в своей основе отношениях мне кажется я стала асом построения здоровых отношений внутри.
Расслабить другого так, чтобы не было защит, чтобы мог говорить правду, чтобы мог – расти. Видеть это взросление через тебя.
Я правда вижу наглядно, как именно что умею – через близость – дать другому самого себя, близость с собой.

4. Опыт глубокого принятия другого.
Это еще и опыт настолько близости и любви, что ты можешь не ударять за то, что он бросил твоих-наших детей, а выяснить бережно – что стоит за этим, как устроена его травма, которую он преодолеть не в силах.
Видеть не только “козел, который живет и с женой, и с тобой, и все имеет, и всех имеет”, а видеть серьезное расщепление в психике у другого, который не может совместить внутри себя – две свои совершенно разные идентичности, между которыми – пропасть.
Увидеть не негодяйство, а боль. Это опыт принятие другого – любым.

5. Не спасать. Разрешить не любить. Разрешить другому несчастье.
Когда мы любим человека, как как-то сказала Зинаида Гиппиус, кажется, мы видим его таким, каким его задумал Бог. И в этом заключается огромная ловушка, потому что мы видим его цельность и потенциал, а взаимодействуем часто отнюдь не с цельным и не воплотившим этот потенциал в жизнь человеком. Научиться видеть и то, что есть в реальности, опираясь на факты, поступки в жизни, а не на то, что он только мог бы сделать. Допустить, что он может не реализовать то, что ты там себе о нем придумала – ведь ты же не Бог. Убрать гордыню своей любви.
Перестать тащить его туда, куда у него самого не хватает личного импульса. Отпустить. Смириться с неидеальностью. Исходить вот по правде только из нее. Из реальности.
Разрешить себе не любить этого человека. Ок, конечно же, любить, всегда любить. Но не любить – как глагол, как присутствие в жизни, как поддержка этим. Уйти.
От папы уйти. От мамы уйти. И не умереть. Отвергнуть разрушающего, убивающего тебя родителя без ложной ответственности за то, что он умрет без твоей любви.
Отречься от любви даже если после этого ты разочаруешь, от своей любви как способа быть любимой, ведь и в тебе – тот, созависимый, любит твою любовь.
Осмелиться – отпустить связь. Поверив, что она есть все равно, всегда, иначе, чем если в нее вцепляться спазмированными руками.

6. И главное. Стать у себя центром жизни. Стать своим центром. Стать в 1ом круге – как говорит метод Мюррей.
А это значит, что
в тот момент, когда тебе предлают это тепло, а вместе с ним что-то очень неудобное – например, отсутствие здоровых отношений – семьи мужа, папы детям, – отказаться от этого тепла, зная, что дашь его себе сама. И что мир не рухнет.
когда тебе предлагают встречу, за которую раньше можно было отдать полцарства впридачу, и которая могла быть ценой чего угодно – болеющие дети, возможность заработать деньги, ценой сна, ресурса, нарушенных договоренностей – отказаться, зная, что это тепло, если оно есть – будет дано и позже, или нет, но тогда я получу его иными путями.
Ориентирование в отношениях или вне них – на свой комфорт в первую очередь, на то, что мне прицнипиально важно – мои дети и их комфорт, мое желание отдохнуть и никуда не ехать, восстановитсья, мое желание написать текст или побыть с подругой – что это может быть важнее а часто и в принципе – важнее.
Это значит, что когда тебя обесценивают или отвергают, делая это очень маскированно, прибегая к газлайтингу, говоря “я всегда желаю тебе добра” – на все, от чего тебе плохо, не забывать сверяться с собой и задаваться вопросом “А мне-то от этого хорошо или нет?” – и верить себе и своим ощущениям про себя больше, чем тому, что он говорит, я должна чувствовать.
Научиться говорить “нет”, “мне неудобно”, “я не буду”. Научиться выбирать себя и свое счастья как более ценное и значимое, будучи уверенной, что это счастье – во мне, а не в нем.
И даже если его нет рядом, ощущать внутри себя – себя и Бога, и тепло от себя и Него – как более колорийную, высококачественную “пищу”, то, что истинно наполняет. Быть наполненной собой, а не другим.
Быть живой самой по себе.
Быть и вправду в близости с собой. Без посредников.

#вебретритКблизостиссобой
Я пишу эти тексты в те дни, когда идет набор на одноименный курс, и я жду его – как “защиты диплома”, как того, что я впервые наверное так полно, не изнутри процесса, а завершенно, сделанно могу говорить.
#текст_инициация

На фото я – этой осенью, в расцвете близости с собой, и принятия. Хотя бы потому – что я попросила прям меня сфотографировать, хотя обычно стесняюсь и не люблю. И тут – не зажалась, а даже – раскрылась.

Продолжение – https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1306392382740167&set=a.528472270532186.1073741825.100001082523840&type=3

Нет комментариев

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.